3 декабря в Мариинском театре в рамках фестиваля FranceDanse известный французский хореограф А. Прельжокаж поставил свои версии легендарных балетов дягилевской труппы – «Свадебку» и «Весну священную»; дуэт «Кентавры».
Фестиваль FranceDanse – значимое событие в рамках года Франции в России-2010. Если заглянуть в прошлое хореографии наших стран, можно проследить историю постоянного взаимообогащения двух культур: француз Мариус Петипа создал классический русский балет, а россиянин Рудольф Нуреев возглавлял балетную труппу Гранд-Опера; «дягилевские сезоны» заложили основы современного танца и вообще способствовали установлению моды на всё русское в Европе!
Остановлюсь на самом ярком моменте фестиваля FranceDanse-2010 в Санкт-Петербурге, который горожане увидели в позолоченных стенах Мариинского театра – это хореографические фантазии мэтра Прельжокажа.
Мэтр и скандал
Рыцарь Почетного Легиона, он возглавляет Национальный Хореографический Центр в Экс-ан-Провансе, ставит спектакли в Парижской Опере и Штаатсопер Берлина, Ла Скала и Нью-Йорк Сити Балет. Теоретики танца подмечают, что творческим кредо Анжелена Прельжокажа является соединение классической техники с экспрессионистской пластикой современного танца, элементами архаики, дальневосточной культуры тела, а также новая трактовка постановок балетных корифеев XX века.
«Я никогда ничего не делаю для того, чтобы спровоцировать скандал. Но если что-то для меня важное этот скандал вызывает, я никогда не буду себя цензурировать!» - вот знаменитая фраза Анжелена Прельжокажа, которая объясняет многое оторопелым зрителям, привыкшим к пуританству в балете.
Великолепный зал Мариинского театра еще хранит отблески свечей, что зажигались в честь прихода августейшей семьи; в те времена кавалеры и дамы критично направляли свои лорнеты на пришедших гостей, а каждая постановка на сцене подвергалась жесточайшему разбору, в том числе и на предмет свободы нравов хореографа. Современный Санкт-Петербург мыслит более фривольно и чтобы его удивить, нужно приложить усилия!
Разбрасываясь невестами…
«Прельжокаж берется за гениальную партитуру Стравинского и создает шедевр... Горло сжимается от тревожной атмосферы, которая возникает в тишине, предшествующей взрыву музыки Стравинского. Сейчас произойдет необыкновенная церемония. Танец экзорцизма космических страхов, которые охватывают нас перед тайной сексуальности и смерти», - пишет французская газета «Ле Монд» о постановке «Свадебка».
Зрители Мариинского увидели очень смелую, без сусальностей, трактовку отношений полов: заигрывание, ссоры, нежность, грубость, отчаяние, нерешительность, мысли «Что же я наделал?!» после свадьбы… Такой жгучий клубок эмоций может быть свойственен одной паре каждый день, а может раскручиваться в течение жизни. Так или иначе, мсье Прельжокаж не обещает легкого быта. Это подчеркивает и жесткая ритмическая композиция - музыка, которая то дает зрителю воздух, то снова отнимает!
Кстати, о символике свадьбы: в пантомиме образ невесты подается именно как образ: на сцене появляются мужчины, которые то бережно, то невероятно грубо размахивают кукольными невестами, у которых в воздухе развевается фата, и болтаются белые тряпочные конечности… Почему не актрисы, а именно куклы наряжены невестами? Возможно, это просто статус, который и подается остраненно.
Эта постановка французского гения рождает такой образ: отношения между мужчиной и женщиной – это как «езда на перекладных»: до счастья нет одного проторенного пути, можно ехать лишь с бешеными пересадками, каждый отрезок пути в этом случае – пережитые тобой эмоции. И все это – для того, чтобы постепенно подобраться к финалу (разумеется, каждый втайне надеется, что именно для него финал будет счастливым).
В итоге спектакля мужчины берут своих подружек за талию и медленно уходят с ними в тень кулис, а на сцене гордо возвышаются посаженные на скамейки кукольные невесты. Что это – торжество примирения со статусом? или временная передышка?
Кричащая эротика
«Когда я слушаю музыку Стравинского, я чувствую, что она одновременно гипнотизирует и внушает космический ужас. Весна священная напоминает нам, что как бы далеко мужчины и женщины не зашли в своих духовных и культурных исканиях, они приговорены к тому, чтобы всякий раз возвращаться к проблемам пола», - признается Анжелен Прельжокаж.
Каково же было удивление почтенных зрителей Мариинского, когда они увидели такую немую сцену: чуть поодаль сидят мужчины-танцоры и с плотоядным любопытством глядят на выходящих по очереди девушек. Те медленно и грациозно выходят на сцену в коротеньких юбках и вдруг – как ни в чем не бывало, стягивают с себя…. трусы! Театр онемел: многообещающее начало для балета! Раздались аплодисменты. Но, благо, на всех танцовщицах остается по дубликату недостающей детали – и действие продолжается. Эротизм сцен подчеркивается мастерской работой со сценическим светом: герои то окутаны мистическими сумерками, то накал страстей разряжается в обычное питерское утро, то вдруг сцена переносится к подземным сказочным существам – когда 12 тружеников кордебалета как узники отношений, будто скованные цепями, свесив голову и безвольно опустив плечи, тащатся на рудничную каторгу. Да-да, и в этом спектакле зритель не дождется гармонии отношений! Анжелен Прельжокаж, кстати, предполагал, что эта постановка может быть встречена неоднозначно консервативной публикой: ведь в финале зрителя ждет 10-минутное соло обнаженной женщины, которую жестокость мира мужчин доводит до исступления. Сцена красива, но очень уж откровенна!
Искусство перевоплощения
«Два юноши с голыми торсами и бритыми головами похожи в полумраке на огромных пауков и вызывают в воображении загадочный и молчаливый мир пустыни. Танцовщики превращаются то в сражающихся скорпионов, то во всадников и лошадей. Мрачный и мощный спектакль, демонстрирующий фирменный почерк хореографа», - писала о постановке «Кентавры» газета «Ле Фигаро».
Фабрицио Клементе и Жюльен Тибо – мастера танца. В абсолютном зловещем сумраке только они живут на сцене, эти загадочные кентавры, одетые в кожу, сами телесно-кожаные. Зритель словно попадает в пространство древних мифов, где ему нужно разгадать внутренний мир непонятных, опасных существ. У этих актеров наверняка есть так называемая «горделивость тел» (это выражение автора постановки, ведь он сам – потомок албанских горцев, у которых в крови такая «горделивость»).
Итак, мсье Прельжокаж, разумеется, непреднамеренно, по-творчески шокировал Мариинский театр, вынеся в зимний вечер Театральной площади оживленные беседы зрителей о поэтике наготы и дисгармонии жизни.
Ирина Захарова