По обе стороны баррикады

По обе стороны баррикады

Терроризм все осуждают, однако мало кто пытается смотреть на проблему объективно, с научной точки зрения. О психологии и психопатологии терроризма рассказал корреспонденту «Фонтанки» директор Восточно-Европейского института психоанализа Михаил Решетников.

Терроризм все осуждают, однако мало кто пытается смотреть на проблему объективно, с научной точки зрения. О психологии и психопатологии терроризма рассказал корреспонденту «Фонтанки» директор Восточно-Европейского института психоанализа Михаил Решетников.

Как выглядит среднестатистический террорист?

Михаил Решетников уже много лет изучает поведение людей в условиях катастроф и бедствий. Он проводил исследования в Афганистане и в Армении (после того, как там случилось землетрясение), занимался реабилитацией пострадавших в Чернобыле и примирением эстонцев с русскими в Эстонии. А последние несколько лет Михаил Решетников занимается изучением травматизированных сообществ – в том числе, и чеченского.

«Террорист – это не ни в коем случае не больной, не сумасшедший человек. Его вынудили стать террористом», – объяснял Михаил Решетников. Как же выглядит среднестатистический террорист? Вот какой портрет составили психологи и социологи: в среднем террористу около 20-25 лет, вырос он в среде с патриархальным укладом, религиозен. У него обязательно есть представление о некой травме, которую его нации нанес исторический обидчик. Зачастую террорист обладает и индивидуальным опытом – например, у него на глазах могли убить близких. Травмирован не только один террорист, но и все сообщество, а поэтому об отмщении и возмездии у него формируется представление как о ценностях.

Нельзя сказать, что террорист хочет умереть. Просто он признает необходимость своей смерти. Семья террориста после его смерти оплакивает его, находится в трауре. Но одновременно и гордится им – как человеком, вписавшим свое имя в историю нации. «Не стоит забывать, что в советской России мы тоже гордились многими террористами и превозносили их. Некоторые улицы в российских городах до сих пор носят имя Александра Ульянова», – говорит психолог.

Если говорить конкретно о чеченском терроризме, то вести переговоры с чеченцами в последнее время становится все сложнее и сложнее, потому что нынешнее поколение террористов уже не знает о том, что такое СССР, дружба и братство народов. «Они знают только о том, что такое ненависть и война», – рассказывает Михаил Решетников. Как личность, террорист обычно склонен к агрессии, у него слабо налажены контакты с родителями, он испытывает недостаток любви. Однако есть среди террористов люди высокообразованные и богатые.

Многие говорят о том, что терроризм уходит корнями в чисто экономические проблемы, однако Михаил Решетников с этим не согласен. «Не нужно думать, что они убивают себя за деньги. Умирать можно только за идею», – считает Решетников.

Вся проблема в том, что террористы, во-первых, консолидированы, а во-вторых, имеют собственных духовных лидеров – которые в европейской цивилизации, кстати, отсутствуют. Невозможно назвать ни одного духовного лидера антитеррора – и в этом слабое место европейцев.

Другая сторона терроризма: посттравматический синдром

В первые секунды после катастрофы у человека срабатывает инстинкт самосохранения. Он выпрыгивает из горящего вагона, но в ту же минуту вспоминает о том, что там остались близкие. Тогда он осознанно возвращается и пытается им помочь (в том случае, если близкие уже погибли, то в течение всей жизни человек может испытывать чувство вины только за то, что он выжил).

Далее, в течение 3 – 5 часов все силы пострадавших мобилизуются. Не замечая собственных травм (иногда даже не чувствуя ожогов, в результате которых пораженными оказываются 20 процентов кожи), они помогают раненым, разбирают завалы. Через несколько часов стадия мобилизации заканчивается и начинается процесс демобилизации – пострадавший впадает в ступор, не отвечает на вопросы, испытывает тошноту и повышенное сердцебиение. После этого организм восстанавливается, но еще многие, многие годы у пострадавшего могут проявляться симптомы посттравматического синдрома. У детей это – нарушения речи и развития, энурез и повышенная агрессивность. У взрослых – ночные кошмары и депрессии, алкоголизм и шизофрения. Особенность синдрома в том, что со временем он не проходит, а только усугубляется.

По мнению Михаила Решетникова, около 50 процентов жителей Беслана сейчас нуждаются в помощи психологов. Причем терапию придется проводить годами – потому что горе от потери ребенка (а в некоторых семьях – и семи детей) – зачастую не проходит до конца жизни.

Кстати, повышенную тревожность испытывают до 70 процентов людей, которые просто смотрят сюжеты о трагедиях по телевизору. Газетные статьи не имеют такого влияния на человека, как видеокадр, который делает человека соучастником происшествия. Даже если не давать детям смотреть телевизор, родительская тревога неминуемо передастся им. Бывает, что грудные дети отказываются пить молоко встревоженной матери.

«Стукач» – устаревшее понятие

Как же защититься от терроризма? «От коллективной ответственности – к коллективной безопасности», – именно под таким лозунгом предлагает действовать Михаил Решетников. Хотя теракты обычно совершаются в столичных городах, Петербург - как вторая столица - вовсе не находится в безопасности. Вся проблема в том, что у россиян есть одна чисто русская черта. Называется она – страх быть обвиненным в стукачестве. Комплекс этот возник еще в советские времена . Люди просто боятся сообщить о том, что показалось им подозрительным.

В Европе такого комплекса нет. Обычная ситуация: приходит русский получать австрийское гражданство, а там ему показывают кипу доносов: «Вчера вы на машине по клумбе проехались, позавчера – пивную банку выкинули на тротуар. Так что, извините, никакое гражданство вам не светит». Вывод следующий: нам надо менять собственную ментальность, не бояться казаться чересчур подозрительными и без всяких сомнений о своих подозрениях заявлять.

Александра Балуева,
Фонтанка.ру